Джеральд Диркс, священник Объединенной Методистской Церкви, США (часть 1 из 4)
Описание: Детство и молодость выпускника Гарварда, автора книги «Крест и Полумесяц». Информация, полученная в Гарвардской школе богословия, привела к разочарованию в христианстве. Часть 1.
- Авторство: Джеральд Ф. Диркс
- Опубликовано 08 Sep 2008
- Последние изменения 18 May 2012
- Распечатано: 596
- Показано: 27,823
- Оценено: 77
- Отправлено почтой: 0
- Комментариев: 0
Среди воспоминаний детства – звон церковного колокола, созывающего на воскресную службу жителей провинциального городка, где я вырос. Методическая церковь была старым зданием с двумя учебными классами, уютно расположенными за деревянными дверьми, которые отделяли их от святилища. Мы жили всего в двух кварталах от церкви, и, едва заслышав звон колокола, всей семьей отправлялись на службу.
В нашем маленьком городке три церкви были центром общественной жизни. В восьмом классе я был прилежным посетителем двухнедельной Библейской школы, организуемой церковью каждый июнь. Однако воскресная утренняя служба и Воскресная школа были еженедельным событием, и я стремился пополнять моё собрание булавок за лучшую посещаемость и вознаграждений за заучивание стихов Библии.
Местная методическая церковь закрылась, когда я учился в средней школе, и мы стали посещать церковь соседнего городка. Тогда я впервые стал видеть духовенство своим будущим. Я стал членом сообщества церковной молодежи и постоянным пастором на ежегодных молодежных воскресных службах. Мои службы стали привлекать внимание, время от времени я проповедовал в других церквях, в домах престарелых, связанных с церковью молодежных группах, где я бил рекорд посещаемости.
К 17 годам, на первом курсе гарвардского колледжа, желание принять духовный сан окрепло. Я записался на двухсеместровый курс сравнительного религиоведения. Преподаватель курса, Вилфред Кантвел Смит, специализировался на Исламе. Тогда я уделял Исламу намного меньше внимания, нежели остальным, незнакомым и эзотерическим религиям вроде индуизма и буддизма. В отличие от них, Ислам казался мне чем-то напоминающим христианство. Я не заострял на нем внимания, хотя хорошо помню свою курсовую работу о понятии Откровения в Коране. Поскольку курс занимал важное место в академической программе, я все же приобрел несколько книг об Исламе, написанных авторами-немусульманами. Эти книги пригодились мне спустя 25 лет. Среди тех книг были и два смысловых перевода Корана на английский язык, которые я читаю сейчас.
Той весной Гарвард присвоил мне звание учёного-богослова, символизирующее, что я был одним из ведущих студентов на факультете богословия. Летом после первого курса я работал молодым проповедником в довольно большой объединенной методистской церкви, которая спустя год выдала мне права на чтение проповедей. Окончив гарвардский колледж в 1971 году, я поступил в гарвардскую школу богословия, где получил степень магистра богословия в 1974-ом и стипендию Стюарта от Объединенной Методистской Церкви как приложение к моей стипендии Школы Богословия Гарварда. За время моего обучения в семинарии я также экстерном закончил двухлетнюю программу на священника больницы в больнице Питера Бенте Брайэма в Бостоне. Следующее лето я прослужил священником в двух Объединенных Методистских церквях в Канзасе, где посещаемость взлетела до высот, невиданных там уже давно.
Внешне я был подающим надежды молодым священником с превосходным образованием, созывающим толпы народа на воскресную службу. Успех поджидал меня на каждом этапе пути духовенства. Но в душе не прекращалась борьба за сохранение личной целостности и искренности, оставаясь при этом верным духовенскому долгу. Это не та борьба, которую сегодня, казалось бы, ведут телепроповедники в надежде отстоять собственную сексуальную нравственность… Моя борьба хорошо знакома любому образованному члену духовенства.
Есть некая ирония в том, что для лучшего духовного образования (например, в Гарвардской богословской школе) отбираются, казалось бы, самые продвинутые, выдающиеся, преданные будущие священники. Ирония в том, что далее перед семинаристами открывается вся историческая правда о:
1) становлении конформистской церкви и ее формировании с учетом геополитических соображений;
2) чтении «оригинала» различных библейских текстов, многие из которых резко отличались от того, что читают большинство христиан, открывая Библию, хотя постепенно эта информация («оригинал») вводится и в новые улучшенные варианты переводов;
3) развитии понятия о триедином Боге и божественной природе (сын Бога) Иисуса, мир ему и благословение Господа;
4) нерелигиозных факторах в основе многих христианских принципов и убеждений;
5) существовании ранних церквей и христианских движений, не принявших идею триединства Бога и божественности Иисуса, мир ему и благословение Господа;
6) и т.д. (более подробно можно прочитать в моей книге «Крест и полумесяц» (The Cross and the Crescent).
Таким образом, неудивительно, что большинство выпускников семинарии так никогда и не встают за церковную кафедру, где им пришлось бы призывать к тому, что (как они выяснили) было неправдой. Со мной случилось то же самое. Я отправился за степенью магистра и доктора по психологии. Я продолжал называться христианином – важный момент самоидентификации. И потом я ведь был посвященным в сан, пусть моя работа и была полностью связана с психическим здоровьем. Однако мое семинарское образование позаботилось об убеждениях, которые я мог иметь относительно Троицы или божественности Иисуса, да благословит его Господь. (Опросы регулярно показывают, что священники менее других верят в эти и другие догматы церкви, чем непосвящённые, которых они обслуживают, священники чаще понимают такие термины как “сын Бога” метафорически, в то время как их прихожане понимают их буквально.) Таким образом, я стал “христианином на Рождество и Пасху”, ходил в церковь лишь время от времени и сжимал зубы всякий раз, когда слушал проповедь, ведь я прекрасно знал, что сказанное не имело ничего общего с истиной.
При всем этом, моя вера в Верховного Бога оставалась незыблемой. Я регулярно молился и старался жить по законам этики, некогда услышанным в церкви и воскресной школе. Просто я был немного более образованным, чтобы не пойти на поводу у придуманных человеком убеждений, церковных статей, Церкви, подвергшейся столь мощному влиянию язычества, политеизма и геополитических принципов.
Джеральд Диркс, священник Объединенной Методической Церкви, США (часть 2 из 4)
Описание: Детство и молодость выпускника Гарварда, автора книги «Крест и Полумесяц». Информация, полученная в Гарвардской школе богословия, привела к разочарованию в христианстве. Часть 2: отсутствие религиозности, знакомство и общение с мусульманами, вопросы самому себе и ответ.
- Авторство: Джеральд Диркс
- Опубликовано 08 Sep 2008
- Последние изменения 18 May 2012
- Распечатано: 572
- Показано: 25,611
- Оценено: 80
- Отправлено почтой: 0
- Комментариев: 0
С прошествием лет меня все более охватывала тревога за увядающую религиозность в американском обществе в целом. Сейчас я говорю о той живой религиозности, духовности в сердце человека, а не о той, что выражается в обрядах, ритуалах, системе убеждений какой-то организации, например, Церкви. Американское общество постепенно лишается своего нравственного и духовного компаса. Два из трех браков распадаются, жестокость уже неизменно присутствует в наших школах, на улицах; ответственность людей сходит на «нет»; моралью самодисциплины стало: «если нравится, делай!»; различные христианские лидеры окутаны сексуальными и финансовыми скандалами; эмоции оправдывают поступки, какими бы мерзкими они ни были. Американская культура превращалась в нравственно обанкроченный институт. В своих религиозных тревогах я чувствовал себя одиноким.
На этом этапе жизни я стал общаться с местными мусульманами. Несколькими годами ранее мы с женой стали изучать историю арабских лошадей. По ходу исследований нам пришлось делать переводы арабских документов. Стремление не исказить текст привели нас к американцам арабского происхождения, которые оказались мусульманами. Первым был Джамал, с ним мы познакомились летом 1991-го.
После предварительного телефонного звонка, Джамал пришел в наш дом и предложил перевести для нас некоторые документы и помочь с историей арабских лошадей на Ближнем Востоке. Перед уходом Джамал спросил, может ли он воспользоваться нашей ванной комнатой, чтобы совершить омовение для ежедневной молитвы и попросил лист газеты в качестве молитвенного коврика. Мы, разумеется, согласились, но поинтересовались, может быть, нам стоило дать что-то более подходящее, нежели газета. Мы и подумать не могли, что Джамал занимается призывом. Он не произнес ни единого комментария о том, что мы – немусульмане, и даже не упоминал о своей религии. Он просто представил личный пример, который был красноречивее любых слов.
В следующие 16 месяцев Джамал бывал у нас все чаще. Во время своих визитов он никогда не рассказывал о своей религии, никогда не спрашивал о моих убеждениях и никогда не призывал меня стать мусульманином. И все же, я узнавал многое. Передо мной всегда был пример Джамала, совершающего регулярные молитвы. Я видел его высокую нравственность, которая проявлялась как в работе, так и в общественной жизни. Я наблюдал его общение с собственными детьми. Для моей жены жена Джамала также была примером. Объясняя историю арабских лошадей на Ближнем Востоке, Джамал всегда упоминал что-нибудь из арабско-исламской истории, изречения пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, коранические аяты и их контекстуальное значение. Фактически, при каждой встрече по меньшей мере 30 минут проходили в обсуждении какого-нибудь аспекта Ислама. Но всякий раз это представлялось как дополнительные сведения, помощь в понимании связи Ислама с историей арабских скакунов. Я никогда не слышал от него «именно так обстоит дело». Он говорил только «мусульмане верят, что…». Поскольку мне не «проповедовали» и Джамал никогда не спрашивал о моих убеждениях, мне не приходилось предпринимать попыток защитить свою позицию. Все выглядело как некое ознакомление с чем-то новым, а не стремлением переманить в свою веру.
Постепенно Джамал стал знакомить нас с арабскими семьями: Ваиль, Халид со своими семьями и другие. Так я имел возможность наблюдать за людьми, чьи принципы, мораль так отличались от принципов американского общества. Возможно, в практике Ислама было нечто, чего я не постиг за годы учебы в колледже и семинарии.
К декабрю 1992-го я уже задавал себе серьезные вопросы о том, что я вообще делаю. Дело было вот в чем:
1) В течение предыдущих 16 месяцев наша социальная жизнь стала всё более и более сосредотачиваться на арабском компоненте местного мусульманского сообщества. К декабрю мы проводили уже около 75% своей общественной жизни с арабами-мусульманами.
2) Благодаря учебе в семинарии я знал, как сильно искажена Библия (зачастую мог точно сказать в каком месте, когда и зачем), не верил в триединого Бога и не считал Иисуса сыном божьим, милость ему и благословение Господа. Коротко говоря, веруя в Бога, я совершенно определенно был монотеистом. Совсем, как мои друзья-мусульмане.
3) Мои личные ценности и чувство нравственности больше сочетались с ценностями мусульман, нежели «христиан», окружавших меня. К тому же перед глазами был пример Джамала, Халида, Уаиля… Я не переставал чувствовать ностальгию по той религиозной общине, в которой вырос. Спустя годы я нашел свое утешение среди мусульман. Американское общество может быть нравственно обанкроченным, но это не касается мусульманского общества, с которым я был знаком. Браки здесь были крепки, супруги – преданы друг другу, честность, правдивость, ответственность, семейные ценности – почитаемы. Мы с женой пытались жить так же, но при этом было чувство какого-то морального вакуума. В мусульманском обществе дело обстояло иначе.
Разные нити сплелись воедино: арабские лошади, мое воспитание, ранняя активность в христианском духовенстве, учеба в семинарии, тоска по нравственному окружению, наконец, моя связь с мусульманами.
Мой критический самоанализ достиг своего пика, когда я поймал себя на мысли: в чем разница между моими убеждениями и верованиями моих друзей-мусульман? Наверное, можно было бы поговорить об этом с Джамалом или Халидом, но я чувствовал себя готовым. Мы никогда с ними не обсуждали мои религиозные убеждения, и, пожалуй, мне не хотелось поднимать этот вопрос. Тогда я достал с полки все книги по Исламу, приобретенные за годы учебы. Как бы далек я ни был от позиции традиционной Церкви, как бы редко ни посещал церковь, я, все-таки, считал себя христианином, а потому начал с книг западных авторов. В тот декабрь я прочитал полдюжины книг об Исламе, включая биографию пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует. Далее я стал читать смысловые переводы Корана. Я никогда не рассказывал своим друзьям-мусульманам о книгах, которые я читал, никогда не упоминал, для чего я читаю такие книги. Однако порой я мог невзначай задать интересующий меня вопрос одному из них. Об этих книгах мы часто говорили с женой. К концу последней недели декабря 1992-го я был вынужден отметить, что не мог найти существенных отличий между собственными убеждениями и основными положениями Ислама. Далее, будучи готовым признать Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует, пророком (человеком, вещающим от Бога), и не имея никаких сомнений, что не было ни единого истинного божества, кроме Бога, я все еще не мог принять твердого решения. Я мог с уверенностью признать, что имел больше общего с Исламом, каким я понял его тогда, чем с традиционным церковным христианством. Я прекрасно знал, что легко могу согласиться (имея семинарское образование) со всем, что сказано в Коране о христианстве, Библии, Иисусе, мир ему и благословение Господа.
Джеральд Диркс, священник Объединенной Методической Церкви, США (часть 3 из 4)
Описание: Детство и молодость выпускника Гарварда, автора книги «Крест и Полумесяц». Информация, полученная в Гарвардской школе богословия, привела к разочарованию в христианстве. Часть 3: Внутренняя борьба.
- Авторство: Джеральд Диркс
- Опубликовано 15 Sep 2008
- Последние изменения 18 May 2012
- Распечатано: 584
- Показано: 25,939
- Оценено: 78
- Отправлено почтой: 0
- Комментариев: 0
Тем не менее, я сомневался. Оправдывал свои сомнения незнанием всех подробностей Ислама и тем, что все мое согласие с ним ограничивалось общими положениями. Таким образом, я продолжал читать и перечитывать.
Человеческое самовосприятие, так называемое «чувство Я», имеет огромное значение в определении его роли, места в космосе. В моей профессиональной практике были случаи, когда требовалось помочь пациенту справиться с зависимостью от сигарет, алкоголизма, наркотиков… Как практикующему врачу мне известно, что необходимо преодолеть основную физическую зависимость, чтобы возникло первичное воздержание. Это легкая часть лечения. Как сказал однажды Марк Твен: «Бросить курить легко. Я делал это сотню раз». Я также знал, что для продолжительного воздержания необходимо преодолеть психологическую зависимость пациента, которая тесно связана с его самовосприятием. К примеру, человек может воспринимать себя как «курильщик», «алкоголик» и т.д. Психотерапевтическое излечение возможно, только если повлиять на самовосприятие пациента. Это сложная часть, потому как психика человека крепко держится за старое и знакомое – психологически более комфортное, чем новое и незнакомое.
Эти профессиональные знания я использовал и в повседневной жизни. Однако, как ни странно, я не был готов применить их к себе, к собственным мыслям, сомнениям, касающимся религиозного самовосприятия. 43 года я воспринимал себя христианином. Избавиться от такого восприятия было нелегко. Оно было частью моей сущности. Уже сейчас я могу сказать, что моими сомнениями я пытался уверить себя, будто могу оставаться христианином и верить в то, во что верили мусульмане.
…Был конец декабря. Мы с женой собирались в путешествие на Ближний Восток. Бумажный вопрос требовал заполнить несколько бланков. Дойдя до пункта «религия» я автоматически подчеркнул «христианин» - это было легко, знакомо, комфортно.
Хотя это чувство комфорта было на миг потревожено, когда жена спросила, как я ответил на вопрос о религиозной принадлежности. Я тут же сказал: «христианин» и громко усмехнулся. Фрейд был прав, утверждая, что смех часто помогает избавиться от психологического напряжения. Каких бы ошибок ни допускал Фрейд, говоря об аспектах психосексуального развития, но с суждениями о смехе он попал в точку. Я посмеялся. От какого психологического напряжения мне нужно было избавиться посредством смеха?
Затем я быстро изложил жене, почему я был христианином, а не мусульманином. Улыбнувшись, она ответила, что интересовалась лишь тем, написал ли я «христианин», «протестант» или «методист». Я знаю, что человек не ищет оправдания на обвинение, которое еще не было предъявлено (если во время сеанса психотерапии пациент произносит «я не сержусь на это», а я и не затрагивал тему гнева, было ясно, что он чувствовал потребность защититься, как и поступало его подсознание. То есть, пациент действительно сердился, но не был готов признать или бороться с этим). Если жена не обвиняла меня («ты мусульманин»), значит обвинение (против которого я пытался защититься) исходило от меня самого, из моего подсознания. Я понимал это, но продолжал сомневаться. Мое самовосприятие «христианин», ярлык, который висел на мне 43 года, не собирался отлипать так просто.
Прошел месяц с тех пор, как жена задала мне тот вопрос. Был январь 1993-го. Прочитав, я отложил все книги об Исламе, написанные западными авторами. Два смысловых перевода Корана снова заняли свое место на полке. Я читал третий перевод. Возможно, в этой книге я найду внезапное оправдание за…
…Все чаще я обедал в местном арабском ресторане. В тот день я пришел, устроился за столик и открыл третий перевод Корана. Я подумал, что могу посвятить себя чтению в обеденный перерыв. Через мгновение я заметил Махмуда – он стоял рядом, чтобы взять заказ. Махмуд бросил взгляд на книгу, но ничего не сказал. Сделав заказ, я вернулся к чтению.
Несколько минут спустя жена Махмуда Иман принесла заказ. Эта американская мусульманка носила хиждаб (платок) и скромное платье, которое стало ассоциироваться у меня с женщинами-мусульманками. Заметив, что я читаю Коран, она спросила, мусульманин ли я. Ответ так быстро слетел с моих губ, до того, как я мог бы придумать что-то более нейтральное или учтивое: «Нет». Слово вырвалось резко, с оттенком раздражения. Иман вежливо отошла от моего столика.
Что со мной? Я вел себя грубо и почти агрессивно. Что сделала эта женщина, чтобы заслужить такую реакцию? Я был сам не свой. Благодаря моему воспитанию я обращался к служащим «сэр» или «мэм». Я мог игнорировать свой смех как избавление от напряжения, но невозможно было не обращать внимания на такое поведение с моей стороны. Я отложил чтение и обдумал произошедшее за обедом. Чем больше я размышлял, тем сильнее меня охватывало чувство вины. Я знал, когда Иман принесет чек, мне придется попросить прощения. Этого требовала обычная вежливость. К тому же, мне действительно было не по себе за свою реакцию на ее простой вопрос. И почему он вызвал такую бурю эмоций не свойственную мне?
Когда Иман принесла чек, я попытался выдать что-то вроде извинения: «Я боюсь, что был несколько резок, отвечая на ваш вопрос. Если вы спрашивали, верю ли я, что Господь – один, тогда мой ответ: «Да». Если вы имели в виду, признаю ли я, что Мухаммад был одним из божьих пророков, то мой ответ: «Да». Она очень вежливо ответила: «Все в порядке. Кому-то требуется больше времени, чем остальным».
Надеюсь, что читатель будет довольно снисходительным и не станет слишком сильно смеяться над моим поведением. Я прекрасно понимал, что своими словами я только что произнес Шахаду – исламское свидетельство веры, т.е. «Свидетельствую, что нет божества, достойного поклонения, кроме Бога, и свидетельствую, что Мухаммад – пророк Бога». Но даже сказав это, и понимая смысл сказанного, я все еще держался своего старого и привычного ярлыка религиозной принадлежности. По крайней мере, я ведь не признал себя мусульманином. Я просто был христианином, пусть и не совсем типичным, но который охотно признавал, что Бог один, а не триедин, что Мухаммад – пророк от Господа. Если мусульмане считали меня одним из них, – это их дело, их религиозное восприятие. Не мое. Мне казалось, я нашел выход из этой путаницы с религиозным отождествлением. Я был христианином, который осторожно признавал и охотно произносил исламское свидетельство веры. Другие могли вешать на меня любые ярлыки, которые им вздумается. Главное – это их ярлыки, не мои.
Джеральд Диркс, священник Объединенной методической церкви, США (часть 4 из 4)
Описание: Детство и молодость выпускника Гарварда, автора книги «Крест и Полумесяц». Информация, полученная в Гарвардской школе богословия, привела к разочарованию в христианстве. Часть 4: От креста к полумесяцу.
- Авторство: Джеральд Диркс
- Опубликовано 15 Sep 2008
- Последние изменения 18 May 2012
- Распечатано: 961
- Показано: 26,220
- Оценено: 82
- Отправлено почтой: 5
- Комментариев: 0
Был март 1993-го года. Мы с женой наслаждались пятинедельным отдыхом на Ближнем Востоке. Начался Рамадан – месяц, когда мусульмане постятся от рассвета до заката. Мы тоже решили соблюдать пост – исключительно в знак уважения к тем мусульманским семьям, в обществе которых мы так часто пребывали в Штатах. Также я стал совершать пятикратную исламскую молитву с моими новыми друзьями-мусульманами. В конце концов, в этих молитвах не было ничего, с чем бы я не соглашался.
Я был христианином, или, по крайней мере, так я говорил. Я ведь родился в христианской семье, получил христианское воспитание, посещал церковь и воскресную школу, окончил престижную семинарию, был назначен протестантским священником. В то же время, я был христианином, не принимающим триединого Бога, божественность Иисуса, мир ему и благословение Господа, прекрасно осведомленным, насколько искажена была Библия, произнесшим слова Шахады (пусть и по-своему), постящимся в Рамадан, молящимся пять раз в день и глубоко впечатленным примером мусульманского общества как в США, так и на Ближнем Востоке. Когда спрашивали, являюсь ли я мусульманином, я произносил вышеизложенный пятиминутный монолог, вполне успешно оставляя тем самым вопрос без ответа.
Однажды, шагая со своим другом по узкой улочке бедного района в Аммане, мы встретили старца. Он поприветствовал нас словами: «Ассаляму Алейкум» (то есть «Мир вам»). Нас было трое: я не владел арабским, они не говорили по-английски. Прохожий, обращаясь ко мне, спросил: «Мусульманин?»
Я оказался в совершенной ловушке. Игра слов здесь была неуместна: я знал только английский, они – только арабский. Рядом не было переводчика, который вызволил бы меня из тупиковой ситуации, переведя мой заранее заготовленный монолог. Притвориться, что не понял вопроса, я также не мог. Мой выбор было ограничен двумя ответами: «на’ам» («да») и «ля» («нет»). Мне следовало выбирать. Причем, немедленно. Хвала Господу, я сказал: «На’ам».
Одно коротенькое слово оставило позади и потребность в словесной игре и сложности с религиозным самовосприятием. Я не был неким странным, атипичным христианином. Я был мусульманином. Хвала Господу, жена тогда же приняла Ислам.
Несколько месяцев спустя, после возвращения в Америку, сосед пригласил нас, сказав, что хочет поговорить о нашем приходе в Ислам. Это был священник в отставке, с которым мы, бывало, беседовали о Библии, но никогда не заводили глубоких разговоров о религии. Я знал о его основательном семинарском образовании и о том, что он пел в хоре местной церкви каждое воскресенье.
Первая реакция: «Ну, все! Началось!» Но такова обязанность мусульманина – быть хорошим соседом и с готовностью рассказывать об Исламе. Таким образом, я принял предложение, а следующие 24 часа обдумывал, как лучше построить предстоящую беседу. Итак, час встречи наступил, и мы отправились к соседу. Через несколько минут разговора на отвлеченные темы, он, наконец, спросил, почему я решил принять Ислам. Этого вопроса я ждал и подготовил ответ: «Благодаря вашему образованию вам известно, что было много нерелигиозных факторов, повлиявших на решения Никейского Собора». Он немедленно прервал меня простым вопросом: «Многобожие вам стало невыносимо, не так ли?» Он точно знал, почему я стал мусульманином и не оспорил мое решение! Для себя, своего возраста, места в жизни, он предпочел быть «атипичным христианином». По воле Всевышнего, он завершил свой путь от креста к полумесяцу.
Чтобы быть мусульманином в Америке приходится чем-то жертвовать. Вообще, мусульманам всегда приходится чем-то жертвовать, где бы они ни находились, но в Америке эти жертвы ощущаются как-то более остро, особенно среди коренных американцев. Некоторые жертвы весьма предсказуемы: иная форма одежды, отказ от алкоголя, свинины, процентного роста… Другие могут быть несколько неожиданны. К примеру, христианская семья, с которой вы тесно общались, не желает более иметь ничего общего с вами и с любым, кто не считает «Иисуса личным спасителем». К тому же, несколько коллег по работе поменяли манеру общения со мной. Совпадение или нет, но за профессиональной помощью ко мне стали обращаться реже, и мой заработок снизился почти на 30%. С некоторыми жертвами тяжело было смириться, хотя это ничто по сравнению с полученным взамен.
Размышляющих о принятии Ислама и покорности Богу могут поджидать разные трудности – большие и малые. Этого никто не отрицает, и я не собираюсь утверждать, будто все легко. Однако не стоит переоценивать предстоящие трудности и жертвы. В конечном счете, они покажутся вам незначительными и, более того, слишком малой платой за приобретенное благо.
Грамота священника. Пожалуйста, обратите внимание, свидетельство слишком велико, чтобы просканировать его полностью: верхняя строка текста отсутствует, она гласит: "Да будет известно всем, что…"
Веб-сайт:
www.muslimsweekly.com/index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=92&Itemid=93
Добавить комментарий